Притча из книги Свами Рама: "Жизнь среди гималайских йогов"

"У одного yчителя был yченик, котоpый ни pазy в жизни не видел коpовы и не пpобовал ее молока.
Hо емy было известно, что молоко очень питательно.
Поэтомy он захотел найти коpовy, подоить ее и напиться молока.
Он пpишел к своемy yчителю и спpосил его, знает ли тот что-нибyдь о коpовах.

"Конечно", -- ответил yчитель.
"Тогда pасскажи, как выглядит коpова".
"Коpова имеет четыpе ноги. Это покоpное домашнее животное, встpетить котоpое можно в деpевне, а не в лесy. Ее молоко имеет белый цвет и очень полезно для здоpовья", -- сказал yчитель и подpобно описал yши, хвост и все остальные пpиметы коpовы.

Ученик отпpавился на поиски коpовы. Идя по доpоге, он yвидел статyю коpовы и подyмал: "Hавеpняка, это и есть то, что мне описывал yчитель". По воле слyчая в то вpемя люди, жившие в доме неподалекy, как pаз занимались побелкой своего жилища, и pядом со статyей стояло ведpо с известковым pаствоpом. Ученый yвидел его и pешил, что должно быть это и есть то самое молоко, котоpое все считают таким полезным. Он с жадностью отпил немного известкового pаствоpа, после чего емy стало очень плохо, и он попал в больницy. "Опpавившись, он возвpатился к своемy yчителю и pассеpженно бpосил емy в лицо обвинение: "Ты не yчитель!" "Что стpяслось?" -- спpосил yчитель. "Твое описание коpовы было совсем не точным". "Так что же пpоизошло?" Ученик pассказал, что с ним слyчилось, и yчитель спpосил: "А ты сам подоил коpовy?" "Hет". "Вот потомy-то ты и постpадал"."


У меня,конено,это наболевшая интерпретация, но читая сейчас дневник Дракоши и то.что там пишут, я не перестаю удивляться на пустом месте....

Стекляшка в короне, алмаз в грязи!

И чего я удивляюсь? Так ведь всегда было!...

Но никому не приходит в голову "подоить корову" хотя бы из любопытства - вот же, "молочко", пей-не хочу...

Куда только смотрит Отдел Технического Контроля..

Ладно...Проехали...
Всё есть Брахман...
Но не на словах, а на деле,а это - ну СОВСЕМ другое дело...

Как вообще можно спорить о словах.которые все до единого ничего не выражают и не отражают? Вероятно,чтобы это понять...Но и понимание этого не отражает...
Аффторы ,пейте йад...
я пойду первой....

Райнер Мария Рильке, переводы...

***
Пусть буря с каждым часом злей -
ты знаешь этот гнев.
Все в мире - бегство. Вдоль аллей
продлится бег дерев.
Ты знаешь: Тот, Кто гонит в ночь
деревья за окном, -
Он тот же самый, Он точь-в-точь,
Он - тот, к Кому идем.

Недели лета сладко спят,
им снится то да се;
ты знаешь: все падет назад
в Того, Кто создал все.
Ты думал суть познать сполна,
сорвав живую гроздь,
но вновь она таинственна,
и вновь ты только гость.

Ты подыскал себе жилье:
все лето словно дом,
но сердце замерло твое, -
а жить ты должен в нем.
Отшельничество настает -
молчат с тобою дни;
весь мир тревог, весь мир забот,
как лес - листву, стряхни!

Сквозь ветви брезжит новый путь
и небо - твой приют!
И будь землей, и песней будь,
и краем, где поют.
Тебе, как вещи, будет честь -
и ты созреешь в срок,
чтоб Тот, о Ком благая весть,
тебя, узнав, привлек.
***
x x x


Я вновь молюсь, Благословенный,
Ты вновь внимаешь на ветру.
В моей пучине сокровенной
слова для песни соберу.
Был распылен, разбит, рассеян
На сотню спорщиков мой пыл.
Я каждым смехом был осмеян
и каждой жаждой выпит был.
Я собирал себя на свалке
у покосившихся лачуг,
мои находки были жалки
обрывки губ, обрубки рук.
Казалось мне: еще немного,
но Ты, Предвечный, был вдали,
и пару глаз - увидеть Бога
еще не поднял я с земли.
Я был тогда - сгоревший дом,
где лишь убийца заночует,
пока добычу не почует,
спеша на свет в окне чужом.
Я был, как город, зачумлен,
где замерли слова и звуки
и смерть проходит за кордон,
ложась, как труп, ребенку в руки.
Я был собою поражен,
как будто я - не я, а он
(о мама, сколько горькой муки
из-за него
с тех пор, как сердце в робком стуке
забилось возле твоего).
Но я теперь уже не тот:
из груды моего позора
возникну заново - и скоро
найдется Разум - тот, который
за вещь _одну_ меня сочтет.
Найдется сердце и терпенье
(скорей бы этот миг настал).
О Боже! Я пересчитал
себя - потрать по усмотренью!

***

x x x


Я тот же самый, тот же самый,
всегда коленопреклонен;
я служка Твой, монах упрямый
до истечения времен.
Я голос в келье (был бы резче
не заглушаемый стеной),
а Ты на все земные вещи
находишь медленной волной.
И нет иного. Из песка
со дна морей возникнут страны,
молчанье выйдет из тумана
молчанье ангельского стана,

молчанье каждого смычка,
но льнут все вещи непрестанно
к Тому, о Ком молчим пока.
О Господи, реши задачу:
Ты все объял, я весь продрог,
но может быть совсем иначе?


Я - целый свет, когда я плачу,
а Ты, внимая, одинок?
Есть у меня на свете друг?
Быть может, он твердит иное?
На свете буря? - Надо мною!
Мои леса шумят вокруг!
Быть может, песня есть другая
и только ей Ты внемлешь днесь,
мой голос робкий забывая?
О Господи, я весь, я здесь!
Я вопрошаю виновато
о том, _что_ значит мой удел.
Я после каждого заката
изранен и осиротел.
Я ночью гол и пуст, как паперть;
до самой утренней зари
я изгнан всеми, в вещи заперт,
как в страшные монастыри.
Тогда я страстно призываю
Тебя, сосед любой беды,
Тебя, тоска моя без края,

о Господи, возьми бразды!
О Господи, Ты шлешь во гневе
ночами к нам не сон, а стон
дитяти, старцу, бледной деве


и каждый как приговорен:
раздастся гулкий бой часов,
со всех сторон обступят вещи,
пространство, сузясь, стиснет клещи,


и жизнь, как руки, затрепещет
и в лес помчит, как свора псов.
Минувшее уйдет вперед,
а в будущее лягут трупы;


тяжелым стуком у ворот
как будто смерть сама грядет
в Тебя колотят, словно в ступу
проспал петух, уснул восход)...


О Господи, вся ночь - как дом:
повсюду лестницы, ступени,
на переходах стынут тени,
и не уйти, и ждешь в смятенье,
когда забрезжит за окном.
И такова _любая_ ночь,


и так идут они, точь-в-точь,
проснувшиеся, как слепые,
повсюду лестницы крутые,
во тьму вступая.


Молитвы в них живут глухие
и боль тупая.
Но скорбный путь сквозь ночь лишь только
начат.
Ты должен слышать плач - они ведь плачут.


Ищу Тебя затем, что каждый миг
они проходят мимо. Вижу их.
Кого ж искать иначе? Кто велик?
Кто ночь своею теменью затмит?


Единственный, кто без лампады бдит,
не ощущая страха. Он темней,
глубокий, чем я мог бы объяснить.
Деревьями растет Он меж камней
и, может быть,
Он - аромат, струящийся ко мне
из-под земли.
x x x

И все-таки, хоть наша жизнь течет
тесна и ненавистна нам самим,
есть чудо - мы его не объясним,
но чувствуем: _любая жизнь живет_.

Живет, но кто? Не вещи ли живут
несыгранной мелодией минут,
как в тело арфы, втиснуты в закат?
Не ветры ли, что над рекой шумят?

Деревья ли в своей осенней дрожи?
Одни цветы, а может, травы тоже?
Живет, быть может, тихо старясь, сад?
Иль птицы, что загадочно летят,
иль звери, что бегут? Живет, но кто же?

А может быть, Ты Сам живешь, о Боже?
***
Уронишь что-нибудь - и вот
вещица легкая с балкона
летит, подвластная закону,
влияющему неуклонно
на каждый камень и корону,
летит - и в центр земли падет.

Любая вещь одарена
стремленьем к долгому полету -
любой цветок, любая нота,
любой малыш во время сна.
Лишь мы - во власти притязаний -
бежим из строгих сочетаний,
свободы алчем, пустоты.
А надо бы в густом тумане
подняться тихо, как персты.
А надо бы, ища друг друга,
войти в глухую колею;
а кто не вынесет испуга -
он тотчас выпадет из круга
и проклянет судьбу свою.

У вещи надо поучиться
и, как дитя, не знать забот;
кто к Богу в сердце постучится,
от Бога больше не уйдет.
Что может ровная тропа дать?
Повсюду - тяжести печать.
Нам надо научиться _падать_,
тогда научимся летать
***
СОЗЕРЦАНИЕ

Деревья складками коры
Мне говорят об ураганах,
И я их сообщений странных
Не в силах слышать средь нежданных
Невзгод, в скитаньях постоянных,
Один, без друга и сестры.

Сквозь рощу рвется непогода,
Сквозь изгороди и дома,
И вновь без возраста природа,
И дни, и вещи обихода,
И даль пространств, как стих псалма.

Как мелки с жизнью наши споры
Как крупно то, что против нас
Когда б мы поддались напору
Стихии, ищущей простора,
Мы выросли бы во сто раз.

Все, что мы побеждаем, - малость,
Нас унижает наш успех.
Необычайность, небывалость
Зовет борцов совсем не тех.

Так ангел Ветхого завета
Нашел соперника под стать.
Как арфу, он сжимал атлета,
Которого любая жила
Струною ангелу служила,
Чтоб схваткой гимн на нем сыграть.

Кого тот ангел победил,
Тот правым, не гордясь собою,
Выходит из такого боя
В сознаньи и расцвете сил.
Не станет он искать побед.
Он ждет, чтоб высшее начало
Его все чаще побеждало,
Чтобы расти ему в ответ

***

В глуби ночей Тебя копаю. Клад.
Ведь все красоты нищенски пусты.
Они — не Ты, а только ложный лад
Твоей ненаступившей красоты.

Но путь к Тебе до ужаса далек
и заметен: ведь им давно не шли.
Ты — одиночество. Ты одинок,
как сердце где-то у долин вдали.

Копая, руки в кровь я рассадил
и нынче их по ветру распустил —
они ветвисты, как стоперстый куст,
и пью Тебя я целой сотней уст,
как если б некогда, нетерпелив,
себя Ты раздробил в пространстве грозном,
а нынче, всей вселенною вспылив,
на землю пал горючим плачем звездным,
ее, как майским дождиком, полив.
***
* * *

Не бойся, Боже! Это я — мой крик.
Бьюсь о Тебя всем телом, как валами,
и чувства обретенными крылами
белеют, окружив Твой лик.

Иль душу ты не видишь в этот миг,
одетую и тишью и теплом?
Ужель не зреет мой псалом,
не ветках взоров Божьих вознесен?

Когда сновидец Ты, так я — Твой сон.
Изволишь встать — Твоею волей буду,
царем великолепью Твоему
и Града Времени седое чудо
молчаньем звездных высей обойму.

***
x x x


Не удивляйся. Мой, мое, моя
они всему на свете говорят.
Так ветер мог бы, рыская в ветвях,
сказать: мой сад.


Они глядят
на вещи и сжимают их в руках,
но те в руках не могут оставаться
и, вспыхнув, ярким пламенем сгорят.


Твердят "мое", как кто-нибудь назвал
"дружищем" князя в споре с мужиками,
отлично зная: князь не услыхал.
Твердят "мое" о городе и храме,
и это слово слаще всех похвал.

Твердят "мое", включают в обиход,
приобретают и суют в карман.
Какой-нибудь безвкусный шарлатан
и солнце так, пожалуй, обзовет.

Твердят они: мой дом, моя жена,
и отповедь как будто не слышна,
хотя жена, и дом, и все кругом
глухие стены, - можно только лбом,
приблизившись, о стены расшибиться.
Такой удел - найти и ошибиться
ждет только лучших. Ибо остальные
и не желают замечать стальные
преграды меж вещами и собой,
таящиеся в малости любой,
и нищеты своей не замечают,
хоть женщиной они не обладают
в такой же точно мере, как цветком.
О Господи, Ты с ними незнаком.
И даже тот, кто тлеет угольком
в Твоем дыханье и к Тебе влеком
всем сердцем, всей душой - забудь о нем.
И если кто-нибудь Тебя возьмет
в свою мольбу, в свою людскую дрожь:
вновь на восход
Ты, гость, уйдешь.


Удержит кто Тебя? Кому дано
владеть Тобой? Из наших рук бежишь.
Все слаще Ты становишься, вино,
но лишь Себе вовек принадлежишь