![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
skysighthttp://compulenta.computerra.ru/veshestvo/mathematics/10012363/
"Если говорить о популярности и популяризации разных областей науки (не беря в расчёт знания гуманитарные), то мало кому в этом смысле так не повезло, как математике. То есть, конечно, все знают, что она «царица наук», однако именно всеохватность математических законов сделала их незаметными: на первый план выходят те, кому они служат, — естественные науки и разнообразные прикладные отрасли.
При обсуждении устройства Вселенной, струн и суперструн, динамики популяций и алгоритмов обработки информации нас прежде всего интересует конечный результат, который и вызывает восхищённое «Вау!», тогда как математический аппарат для стороннего наблюдателя остаётся неким набором заклинаний, которые должны исполнить жрецы, но о смысле которых задумываться бесполезно. Да и зачем? Ведь и так всё работает.
Так что математика из «царицы», как её называл Гаусс, в общественном сознании превратилась в незаметного слугу их сияющих величеств физики, кибернетики и пр.
И даже если вы скажете, что граница между чистой математикой и информационно-прикладными дисциплинами или теоретической физикой размывается до незаметности, то всё равно это мало что изменит. Прекрасным индикатором отношения к математике служит масскульт: математический гений в представлении массовой культуры — это всклокоченное невротическое существо, спасающееся от своих фобий в мире абстрактных символов. Глядя на него, мы подсознательно ждём появления сердобольной красотки, которая силой любви сделает из математика человека, научит завязывать галстук и заставит наконец-то заняться делом — то есть конвертировать весь этот символьный абстракционизм в какой-нибудь стартап или хотя бы публичные лекции.
Конечно, в таком положении вещей во многом «виновата» сама математика, её очень специфичный язык и необходимость абстрагироваться от конкретного содержания переменных: для многих самое тяжёлое школьное переживание — это «столкновение с иксом», где x может заключать в себе что угодно. Добавьте к этому ещё и современное помешательство на всевозможных визуализациях и инфографиках, когда чуть ли не для каждого слова пытаются создать разъясняющую картинку. В математике «визуализация», если можно так сказать, используется давно (вспомним школьные графики функций), но по абстрактности она вряд ли уступает алгебраическим формулам. Что уж говорить про те области математического знания, о которых в школе даже не заикаются! Конечно, и в школе время от времени звучат мантры об исключительной полезности математики, но слова эти повисают в вакууме — за исключением элементарной механики, учащемуся вряд ли где удаётся самому «пощупать» связь математики с реальностью. А о том, чтобы проследить связь между «Гуглом» и Евклидом, и речи быть не может.
(...)
В «Удовольствии от х» автор решает нерешаемую, казалось бы, задачу: он объясняет математические законы в буквальном смысле на пальцах, при этом нисколько не упрощая математические закономерности, но, наоборот, усложняя выбранную иллюстрацию, как бы «дотягивая» её до математического уравнения. Образно говоря, Стивен не математику превращает в физику, а физику — в математику. При этом автор остаётся в целом в рамках школьных понятий, двигаясь от арифметики к алгебре, от геометрии к математическому анализу. И, возможно, самая удивительная часть книги как раз первая, где профессор разбирается с простейшими вещами вроде понятия числа или арифметическими действиями.
Он не только вытаскивает основные понятия математики из нашего собственного сознания, но ещё и указывает на некоторые парадоксы, которых мы просто не замечаем, считая сложение, вычитание умножение и деление само собой разумеющимися
В следующих разделах г-н Строгац повысит ставки, перейдя к более сложным вещам, и тут хотелось бы обратить внимание читателя в первую очередь на те части книги, где автор показывает рождение формулы нахождения корней квадратного уравнения и описывает алгоритм ранжирования интернет-страниц поисковой системой. Конечно же, всё это сопровождается указанием на то, в каких случаях «из реальной жизни» найденная закономерность используется.
Однако и здесь профессор старается использовать по возможности самые бытовые, повседневные примеры, из которых можно выстроить мост от высоких башен чистой математики к не менее высоким башням физики. И, о чудо, оказывается, этот мост лежит через супермаркеты, матрасы, политические декларации и наши психологические заблуждения. Психологические перекосы вообще оказываются для автора благодатным материалом для иллюстрации математической магии — чего стоит хотя бы пример с врачами, которые не смогли дать верный прогноз относительно онкологического заболевания «всего лишь» из-за собственной неподготовленности в вопросах теории вероятности. Если говорить высокопарным языком, то можно заметить, что мы вместе с автором наблюдаем рождение математики из духа реальности — во всех проявлениях этой реальности, включая и несовершенство нашего сознания.
Без минусов, разумеется, не обошлось. Так, например, автор, стараясь максимально оживить изложение, считает своим долгом каждую главу заканчивать каким-нибудь бонмо, и где-то эти финальные виньетки вполне изящны, а где-то отдают эстрадным остроумием средней руки. Но это, скажем так, стилистические разногласия. В качестве более серьёзной претензии можно указать на некоторую облегчённость в смысле историко-философского материала. Происхождение и развитие математики остаются большей частью скрытыми, она предстаёт перед нами скорее каменной стеной, состоящей из множества соединённых вместе блоков, нежели динамическим и активно меняющимся потоком, который на протяжении своей истории много раз ветвился и много раз вбирал в себя разные научно-философские ручейки. Конечно, совсем без истории Стивен Строгац не обходится, Евклид и Архимед в книге появляются, однако большей частью это что-то вроде весёлых картинок, возникающих наравне с Майклом Джорданом и сериалом «Детективное агентство "Лунный свет"».
"Если говорить о популярности и популяризации разных областей науки (не беря в расчёт знания гуманитарные), то мало кому в этом смысле так не повезло, как математике. То есть, конечно, все знают, что она «царица наук», однако именно всеохватность математических законов сделала их незаметными: на первый план выходят те, кому они служат, — естественные науки и разнообразные прикладные отрасли.
При обсуждении устройства Вселенной, струн и суперструн, динамики популяций и алгоритмов обработки информации нас прежде всего интересует конечный результат, который и вызывает восхищённое «Вау!», тогда как математический аппарат для стороннего наблюдателя остаётся неким набором заклинаний, которые должны исполнить жрецы, но о смысле которых задумываться бесполезно. Да и зачем? Ведь и так всё работает.
Так что математика из «царицы», как её называл Гаусс, в общественном сознании превратилась в незаметного слугу их сияющих величеств физики, кибернетики и пр.
И даже если вы скажете, что граница между чистой математикой и информационно-прикладными дисциплинами или теоретической физикой размывается до незаметности, то всё равно это мало что изменит. Прекрасным индикатором отношения к математике служит масскульт: математический гений в представлении массовой культуры — это всклокоченное невротическое существо, спасающееся от своих фобий в мире абстрактных символов. Глядя на него, мы подсознательно ждём появления сердобольной красотки, которая силой любви сделает из математика человека, научит завязывать галстук и заставит наконец-то заняться делом — то есть конвертировать весь этот символьный абстракционизм в какой-нибудь стартап или хотя бы публичные лекции.
Конечно, в таком положении вещей во многом «виновата» сама математика, её очень специфичный язык и необходимость абстрагироваться от конкретного содержания переменных: для многих самое тяжёлое школьное переживание — это «столкновение с иксом», где x может заключать в себе что угодно. Добавьте к этому ещё и современное помешательство на всевозможных визуализациях и инфографиках, когда чуть ли не для каждого слова пытаются создать разъясняющую картинку. В математике «визуализация», если можно так сказать, используется давно (вспомним школьные графики функций), но по абстрактности она вряд ли уступает алгебраическим формулам. Что уж говорить про те области математического знания, о которых в школе даже не заикаются! Конечно, и в школе время от времени звучат мантры об исключительной полезности математики, но слова эти повисают в вакууме — за исключением элементарной механики, учащемуся вряд ли где удаётся самому «пощупать» связь математики с реальностью. А о том, чтобы проследить связь между «Гуглом» и Евклидом, и речи быть не может.
(...)
В «Удовольствии от х» автор решает нерешаемую, казалось бы, задачу: он объясняет математические законы в буквальном смысле на пальцах, при этом нисколько не упрощая математические закономерности, но, наоборот, усложняя выбранную иллюстрацию, как бы «дотягивая» её до математического уравнения. Образно говоря, Стивен не математику превращает в физику, а физику — в математику. При этом автор остаётся в целом в рамках школьных понятий, двигаясь от арифметики к алгебре, от геометрии к математическому анализу. И, возможно, самая удивительная часть книги как раз первая, где профессор разбирается с простейшими вещами вроде понятия числа или арифметическими действиями.
Он не только вытаскивает основные понятия математики из нашего собственного сознания, но ещё и указывает на некоторые парадоксы, которых мы просто не замечаем, считая сложение, вычитание умножение и деление само собой разумеющимися
В следующих разделах г-н Строгац повысит ставки, перейдя к более сложным вещам, и тут хотелось бы обратить внимание читателя в первую очередь на те части книги, где автор показывает рождение формулы нахождения корней квадратного уравнения и описывает алгоритм ранжирования интернет-страниц поисковой системой. Конечно же, всё это сопровождается указанием на то, в каких случаях «из реальной жизни» найденная закономерность используется.
Однако и здесь профессор старается использовать по возможности самые бытовые, повседневные примеры, из которых можно выстроить мост от высоких башен чистой математики к не менее высоким башням физики. И, о чудо, оказывается, этот мост лежит через супермаркеты, матрасы, политические декларации и наши психологические заблуждения. Психологические перекосы вообще оказываются для автора благодатным материалом для иллюстрации математической магии — чего стоит хотя бы пример с врачами, которые не смогли дать верный прогноз относительно онкологического заболевания «всего лишь» из-за собственной неподготовленности в вопросах теории вероятности. Если говорить высокопарным языком, то можно заметить, что мы вместе с автором наблюдаем рождение математики из духа реальности — во всех проявлениях этой реальности, включая и несовершенство нашего сознания.
Без минусов, разумеется, не обошлось. Так, например, автор, стараясь максимально оживить изложение, считает своим долгом каждую главу заканчивать каким-нибудь бонмо, и где-то эти финальные виньетки вполне изящны, а где-то отдают эстрадным остроумием средней руки. Но это, скажем так, стилистические разногласия. В качестве более серьёзной претензии можно указать на некоторую облегчённость в смысле историко-философского материала. Происхождение и развитие математики остаются большей частью скрытыми, она предстаёт перед нами скорее каменной стеной, состоящей из множества соединённых вместе блоков, нежели динамическим и активно меняющимся потоком, который на протяжении своей истории много раз ветвился и много раз вбирал в себя разные научно-философские ручейки. Конечно, совсем без истории Стивен Строгац не обходится, Евклид и Архимед в книге появляются, однако большей частью это что-то вроде весёлых картинок, возникающих наравне с Майклом Джорданом и сериалом «Детективное агентство "Лунный свет"».
